Выпускники Альметьевского музыкального училища рассказали о жизни в Москве и Германии

Дина Нургалеева, Альметьевск.

Приятно, когда успешные выпускники не забывают свою альма-матер. Особенно радует, что они помнят о ней, находясь за пределами родного города и даже республики. Бывшие студенты Альметьевского музыкального училища Вадим Яшин и Лилия Хуснуллина рассказали, как они устроились в Москве и Фрайбурге-им-Брайсгау в Германии соответственно.

Вадим Яшин окончил Московскую государственную консерваторию имени П.И. Чайковского, работает в оркестре Московского театра оперетты.

– Первый год в Москве я провел под действием вау-эффекта. Каждая новая сцена, где приходилось выступать, вызывала восторг. Часто созванивался с мамой. Она записывала в тетрадку, где и с какими оркестрами я играл. За годы учебы в колледже и вузе набрался добротный послужной список: «Новая Россия» Юрия Башмета, «Национальный филармонический оркестр» Владимира Спивакова, «Большой симфонический оркестр им. Чайковского» Владимира Федосеева, оркестр Московской филармонии Юрия Симонова, «Оркестр кинематографии» Сергея Скрипки и многие другие.

С Теодором Курентзисом тоже работал. Он сейчас гремит. Очень современный, востребованный, эпатажный дирижер. Кто знает, тот поймет. Последней его «фишкой» было создание линейки ароматов с нотками леса, хвои и оттенками дегтя… Или что-то подобное. Загнул за маленький пузырек заоблачную цену.

Все дирижеры с именем по-своему гениальны. Но со временем ко всему привыкаешь и относишься к работе без особых эмоций. При этом спустя девять оркестровых лет мне все еще интересно работать. Обычно рутина – удел театральных музыкантов. Они сидят много лет на одном месте и играют из года в год одно и то же. Многие на работу ходят с неохотой, блеск в глазах пропадает. Но мне пока далеко до такого состояния.

В Большом театре весьма обширный репертуар, но все равно основная программа – самая крепкая, типа «Лебединого озера» и «Щелкунчика», – не меняется. Это самые кассовые спектакли. И от «Щелкунчика» у музыкантов «щелкает» в голове, особенно у старшего поколения.

В Большом театре оркестранты, как правило, трудятся всю жизнь. Мало кто уходит оттуда по собственному желанию. Это одно из самых престижных мест в России, зарплата там хорошая. Когда в оркестре появляется новый человек, которому необходимо входить в репертуар, музыканты шутят, что это только первые 15 лет сложно, а дальше «как по маслу».

В театре оперетты, как на производстве, есть несколько цехов: балетный, актерский, оркестровый, звуковой, костюмерный и монтажный. Цеха работают в штатном режиме и взаимодействуют только на общих сценических репетициях и спектаклях. Балет репетирует у себя, актеры – в своих аудиториях. Новые спектакли собираются по кусочкам. Маленькие пазлы складываются в пазлы побольше и в конце – в общую картину. В отличие от драматического театра, наши актеры, кроме собственно актерской игры, должны уметь профессионально петь и танцевать. Балет должен уметь играть на сцене и петь, поскольку именно ему достаются роли второго плана. В опере требований меньше. Наш репертуар очень разноплановый.

Оркестр всегда в оркестровой яме и, за исключением одной постановки, всегда в черном. Музыканты не должны привлекать внимание. Оркестранты во время действия, помимо ямы, могут быть также и на сцене, и за кулисами, даже в зрительном зале. На профессиональном сленге это называется «банда», так и пишется в партитуре, а музыкант, соответственно, – бандит. Поскольку сцена – это территория драматического действия, «бандитам» нужно обладать некоторым актерским талантом, а кое-где и станцевать неплохо бы.

В сезон, с сентября до конца июня, практически каждый день идут спектакли. Выходной в понедельник, но не всегда. Основные репетиции проходят в сентябре-октябре. В репертуаре около 25 спектаклей. В среднем в году по две премьеры. За несколько месяцев начинается сборка спектакля в классах. Недели за три стартуют репетиции оркестра. За неделю до спектакля – прогоны по два раза в день с перерывом на обед. После премьеры репетиций нет. Если только что-то пошло не так, сделают коррекционный прогон.

Оперетта считается легким жанром, по факту же оркестровой игры там больше. Ударные вообще пестрят. Такого обилия инструментов и насыщенности партий я не встречал, наверное, нигде. Оркестровые ударники обычно имеют специализацию – кто-то играет на литаврах, кто-то на малом барабане, есть тарелочник, клавишник, а у нас все играют на всем: на литаврах, клавишных, колоколах, тамтамах, барабанах, всяких конгах-бонгах, мелочах типа бубна, треугольника, кастаньет, коробочек и так далее. Самую важную и ответственную партию доверяют ударной установке.

Барабанщик – второй дирижер. «Лажа» на установке недопустима, ее всегда слышно. Если барабанщик сыграет не то и не туда, он может развалить весь оркестр.

В ударной группе четыре человека. Каждый исполняет свою партию. Скрипки, к примеру, вдесятером играют одну и ту же партию по одинаковым нотам. Ударникам, если встанут за другой пульт, придется учиться. Музыка знакомая, но читаешь совершенно иные ноты и на других инструментах. Далеко не во всех постановках нужны все четверо. Чтобы была возможность рокировки, каждый должен знать как минимум по две партии репертуарных спектаклей. Потому что у всех есть еще свои подработки, «халтуры», проекты. Так и живем, крутимся.

Когда поступаешь в театр, самое сложное – войти в репертуар. Я пришел работать в ноябре, когда все репетиции уже прошли. Приходилось в очень быстром темпе разучивать спектакли, по бразильской системе – сразу на концерт. Но когда освоишься, театральная работа начинает радовать стабильностью и относительной простотой. По этой причине для работы в театре не обязательно быть сверхталантливым и гениальным музыкантом. Вопрос в том, чтобы вы­­учить весь репертуар, а потом его играть. Концертные же оркестры, типа Государственного академического симфонического оркестра, Большого симфонического оркестра или оркестра Московской филармонии, – это очень крупные серьезные коллективы, которые играют совершенно разную музыку. Каждый сезон новые программы, подготовка к выступлениям проходит всего в пару-тройку репетиций. Незрелый, малоопытный, плохо читающий ноты с листа музыкант не сможет там работать.

В театре в этом плане проще. Работа в таком оркестре похожа на поезд, который ходит по одним и тем же рельсам. Все темпы, интонации и повороты со временем въедаются в голову и заучиваются. Даже если дирижер захочет взять другой темп, у него, скорее всего, не получится, потому что музыканты все равно возьмут привычный. И в этом есть большой плюс: вероятность того, что оркестр ошибется, минимальна. А значит, и премию ни с кого не спишут!

Лилия Хуснуллина учится во Фрайбургской Высшей школе музыки на концертного исполнителя.

– Я училась в Альметьевском музыкальном колледже, тогда еще училище. Родное училище!.. С теплотой вспоминаю годы студенчества. Было многое пройдено – как в музыкальном плане, так и личном. После уехала учиться в консерваторию Казани. Планировала перебраться в Москву, но не сложилось. Видимо, так нужно было.

После окончания консерватории решили с другом съездить в Германию. Это была единственная европейская страна из больших, где я ни разу не была на конкурсах, фестивалях и просто проездом. Решили и поехали. Сдали вступительные экзамены и отправились гулять по Германии. Через день получила сообщение, что прошла по баллам и профессор берет меня в свой класс. Это был шок! После еще размышляла: ехать или нет. Но, как видите, уже четвертый год я тут, и мне очень нравится.

В этой стране меня поражает то, с каким отношением сделано все для удобства и блага людей. Поезда, общественный транспорт, отношение к людям с ограниченными возможностями. Никто не тычет пальцем, если с тобой что-то не так, если ты не как все.

Сейчас я оканчиваю ассистентуру по специальности «фортепиано». Очень много играю концертов, как сольно, так и с другими музыкантами. У нас создался замечательный дуэт «Эльза» с французской виолончелисткой. Честно говоря, эта стезя мне больше по душе. Имею в виду камерное музыкальное творчество.

Работа музыканта в Германии хорошо оплачивается, и организаторы тепло встречают тех, кто играет у них концерты. Есть много возможностей быть на сцене. У немцев принято просто пойти послушать классическую музыку.

Немецкий язык, конечно же, очень важен. Стала его учить только когда приехала. Вначале был тест на определение языкового уровня, чтобы попасть в нужную группу. Каково было мое удивление, когда я узнала, что прошла в группу «а 2.2». Это довольно приличный уровень. Сначала учила язык по видеокурсам самостоятельно, потом записалась на курсы. Пройдя трехмесячный курс, запаслась еще большими знаниями. Конечно, было тяжело общаться. Толчком к развитию для меня стала работа. В первый год я подрабатывала в кафе нашей же школы, и объясняться приходилось не только с немцами, там было много других иностранцев. Постепенно начала чувствовать себя в своей тарелке. Сейчас учу французский, так как немало концертов бывает во Франции, язык необходим.